Неточные совпадения
По
голубому северному небу, точно затканному искрившимся серебром, медленно ползла громадная разветвленная
туча, как будто из-за горизонта протягивалась гигантская рука, гасившая звезды и вот-вот готовая схватить самую землю.
По небу ползли разорванными клочьями остатки рассеявшихся
туч, точно грязные лоскутья серых лохмотьев, сквозь которые ярко сквозило чистое
голубое небо и вырывались снопы солнечных лучей.
Странно: барометр идет вниз, а ветра все еще нет, тишина. Там, наверху, уже началось — еще неслышная нам — буря. Во весь дух несутся
тучи. Их пока мало — отдельные зубчатые обломки. И так: будто наверху уже низринут какой-то город, и летят вниз куски стен и башен, растут на глазах с ужасающей быстротой — все ближе, — но еще дни им лететь сквозь
голубую бесконечность, пока не рухнут на дно, к нам, вниз.
Сначала послышался стук и шум обвалившейся на хорах штукатурки. Что-то завозилось вверху, тряхнуло в воздухе
тучею пыли, и большая серая масса, взмахнув крыльями, поднялась к прорехе в крыше. Часовня на мгновение как будто потемнела. Огромная старая сова, обеспокоенная нашей возней, вылетела из темного угла, мелькнула, распластавшись на фоне
голубого неба в пролете, и шарахнулась вон.
Гроза как быстро подошла, так быстро же и пронеслась: на месте черной
тучи вырезывалась на
голубом просвете розовая полоса, а на мокром мешке с овсом, который лежал на козлах кибитки, уже весело чирикали воробьи и смело таскали мокрые зерна сквозь дырки мокрой реднины.
За въездом — прямо крытый двор, с высокою соломенной стрехой; между стропилами летают
тучи воробьев, и
голуби воркуют где-то так сладко, а где — и не увидишь…
Еще и теперь по небу бродили обрывки
туч, пышные, странных очертаний и красок, тут — мягкие, как клубы дыма, сизые и пепельно-голубые, там — резкие, как обломки скал, матово-черные или коричневые.
Кое-где во тьме над его головой, среди
туч, проблескивали
голубые пятна небес, на них тихо сверкали маленькие звёзды.
Молнии, слепя глаза, рвали
тучи… В
голубом блеске их вдали вставала горная цепь, сверкая синими огнями, серебряная и холодная, а когда молнии гасли, она исчезала, как бы проваливаясь в тёмную пропасть. Всё гремело, вздрагивало, отталкивало звуки и родило их. Точно небо, мутное и гневное, огнём очищало себя от пыли и всякой мерзости, поднявшейся до него с земли, и земля, казалось, вздрагивала в страхе пред гневом его.
Его заботливость увеличивала мои силы и ловкость. Хотелось отличиться пред этим, дорогим для меня, человеком, и я неистовствовал, лишь бы заслужить его похвалу. А в
туче дыма все еще летали, точно
голуби, страницы наших книг.
…Впереди лодки, далеко на горизонте, из черной воды моря поднялся огромный огненно-голубой меч, поднялся, рассек тьму ночи, скользнул своим острием по
тучам в небе и лег на грудь моря широкой,
голубой полосой.
Лодка теперь кралась по воде почти совершенно беззвучно. Только с весел капали
голубые капли, и когда они падали в море, на месте их падения вспыхивало ненадолго тоже
голубое пятнышко. Ночь становилась все темнее и молчаливей. Теперь небо уже не походило на взволнованное море —
тучи расплылись по нем и покрыли его ровным тяжелым пологом, низко опустившимся над водой и неподвижным. А море стало еще спокойней, черней, сильнее пахло теплым, соленым запахом и уж не казалось таким широким, как раньше.
Кое-где ветер прорывал
тучи, и из разрывов смотрели
голубые кусочки неба с одной-двумя звездочками на них. Отраженные играющим морем, эти звездочки прыгали по волнам, то исчезая, то вновь блестя.
С того дня нечисто зажил я; началась для меня какая-то тёмная и пьяная полоса, заметался парень, как
голубь на пожаре в
туче дымной. И Ольгу мне жалко, и хочется её женой иметь, люблю девушку, а главное — вижу, что Титов в чём-то крепче и устойчивей меня, а это несносно для гордости моей. Презирал я воровские дела и всю тёмную душу его, а вдруг открылось, что живёт в этой душе некая сила и — властно смотрит она на меня!
Так белый облак, в полдень знойный,
Плывет отважно и спокойно,
И вдруг по тверди
голубойОтрывок
тучи громовой,
Грозы дыханием гонимый,
Как черный лоскут мчится мимо...
Туча провалила с полудня на запад, и уже
голубое небо засверкало с правой стороны.
Читатель! Я знаю, что «Вы, очи, очи
голубые» — не Пушкин, а песня, а может быть, и романс, но тогда я этого не знала и сейчас внутри себя, где всё — ещё всё, этого не знаю, потому что «разрывая сердце мое» и «сердечная тоска», молодая бесовка и девица-душа, дорога и дорога, разлука и разлука, любовь и любовь — одно. Все это называется Россия и мое младенчество, и если вы меня взрежете, вы, кроме бесов, мчащихся
тучами, и
туч, мчащихся бесами, обнаружите во мне еще и те
голубых два глаза. Вошли в состав.
Вдруг вся степь всколыхнулась и, охваченная ослепительно
голубым светом, расширилась… Одевавшая её мгла дрогнула и исчезла на момент… Грянул удар грома и, рокоча, покатился над степью, сотрясая и её и небо, по которому теперь быстро летела густая толпа чёрных
туч, утопившая в себе луну.
Карета въехала во двор и остановилась у подъезда. Мы вышли из нее. Дождь уже прошел. Громовая
туча, сверкая молниями и издавая сердитый ропот, спешила на северо-восток, всё более и более открывая
голубое, звездное небо. Казалось, тяжело вооруженная сила, произведя опустошения и взявши страшную дань, стремилась к новым победам… Отставшие тучки гнались за ней и спешили, словно боялись не догнать… Природа получала обратно свой мир…
С юго-запада тянулись хмурые
тучи, но уже кое-где между ними были просветы и сквозь них проглядывало
голубое небо. Оно казалось таким ясным и синим, словно его вымыли к празднику. Запорошенные снегом деревья, камни, пни, бурелом и молодые елочки покрылись белыми пушистыми капюшонами. На сухостойной лиственице сидела ворона. Она каркала, кивая в такт головою, и неизвестно, приветствовала ли она восходящее солнце или смеялась над нашей неудачей.
Путники выходят из деревни и по пыльной дороге направляются к синеющей вдали графской роще. К ней версты две будет. А
тучи уже заволокли солнце и скоро на небе не остается ни одного
голубого местечка. Темнеет.
— Вы художник, дитя мое, вам ведомы тайны человеческого лица, этой гибкой, подвижной и изменчивой маски, принимающей, подобно морю, отражение бегущих облаков и
голубого эфира. Будучи зеленой, морская влага
голубеет под ясным небом и становится черной, когда черно небо и мрачны тяжелые
тучи. Чего же вы хотите от моего лица, над которым тридцать лет тяготеет обвинение в жесточайшем злодействе?